Загадка неоконченной рукописи

Еще не кончился ноябрь, когда выпал снег. Он повис на редких листьях, что еще продолжали цепляться за ветви, укрыл одеялом вечнозеленые кусты и деревья, которые сами словно съежились в ожидании холодов, и ковром лег на камни дорожки. Хотя Кэйси и любила проводить время в саду, она была готова к переменам. Зима – это означало оставаться в доме, у огня, с кружкой глинтвейна и Джорданом. Это было время, когда они привыкали быть мужем и женой и открывали все новые чудесные грани такой жизни.
Джордан продал свою квартиру, перенес свой офис в одну из запасных комнат, а студию – в мансарду и учил Кэйси оценивать свои работы. Кэйси тоже продала квартиру, отдав Мег всю мебель, которую только могло вместить ее жилище, а оставшуюся продала, и они с Джорданом открыли свой первый общий банковский счет.
В марте, когда над влажной землей показались чистые головки подснежников, а крокусы раскрыли свои желтые, лиловые и розовые лепестки, у Кэйси уже был заметный животик.
Когда пришел июнь, она стала казаться себе просто огромной. А в начале августа, когда пришел срок, она чувствовала себя такой же богатой и полной материнских сил, как и сад.
Как-то незаметно оказалось, что ритм ее жизни совпадает с природным ритмом жизни сада. Ее родители оба любили цветы и деревья, точно так же, как и ее муж. А сама Кэйси? Этот сад сделал ее своей. Он помогал ей хранить ясность мысли и понимать, что реально, а что – нет. Он давал ей надежду в минуты отчаяния и облегчение в минуты стресса. Он был свидетельством постоянного возрождения жизни.
Когда следующим августом ее дочь праздновала свой первый день рождения, в ее волосах, еще по-детски мягких, но уже яркого, редкого рыжего оттенка, был венок из маргариток, она ела шоколадные пирожные и мороженое деревянной ложечкой, а потом упала лицом в землю, погнавшись за бабочкой.
Отец поднял ее и, гладя по животику, отнес к маме, от поцелуев которой «бо-бо» прошло, и дочка снова засмеялась. Жизнь была прекрасна.