Не жизнь, а сказка
Но Топтыгин не успел. Пока он приходил в чувство, пока думал мысли умные, Сева успел научить Николая, что надо произнести.
— Я понял свою ошибку! Цветов-то я наплодил, а воспользоваться можно только раз. Значит так, заказываешь, чтобы можно было загадывать много желаний! Усёк? Ну, давай!
Николай послушно сорвал цветок и сказал:
— Хочу, чтобы я мог загадывать много желаний.
— Почему только ты? — возмутился Сева. — И вообще, ты чего сказал? Болван! Желания и без цветочков можно загадывать! Нужно было требовать исполнения!
— Да, ты же сам так сказал!
— Стойте!
Опоздал! Топтыгин глядел на цветок в руке Николая и подумал, что теперь в лесу точно спокойно не будет. С одним Глобаном нелегко, да ещё двое прибавились…
— Погоди, не до тебя! — отмахнулся Сева. — Давай, загадывай скорее!
— Что?
— Да, что хочешь! Миллион, к примеру!
Однако, ни миллиона, ни даже рубля не появилось. Парни озадаченно смотрели друг на друга. Топтыгин вздохнул и объяснил:
— Аленький цветок только одно желание выполняет. И всё! Закон волшбы!
— Что ж ты сразу не сказал?
— Сказал, да вы не слушали! Теперь оба будете у нас в лесу жить.
— ? — задали Топтыгину немой вопрос.
— Кто из человеков сорвёт аленький цветочек и до полуночи не успеет отсюда убраться — навеки останется. Вы, ясен пень, не успеете.
— "Отсюда" — это откуда?
— С волшебной поляны.
Сева и Николай огляделись. После сказанного, красочное алое полыхание цветов выглядело… зловещим.
— Слушай, Майкл, а ты нас обратно не сможешь доставить?
— В том-то и дело, что не могу, — вздохнул Топтыгин. — Сюда можно, а отсюда нельзя. Проверено. Есть один такой, Глобаном зовут. Возжелал со звёздами говорить, вместо того, чтоб вернуться к людям. Теперь в избушке бабы Яги живёт, со звёздами общается.
— Во, попали!
— Да, вы не переживайте! Найдём вам занятие. Вот ты кем был?
— Ик-кономистом! — неожиданно икнул Сева.
— Не, иконами у нас не разживёшься. Приставим тебя, пожалуй, за белками следить. А ты кто таков?
Николай пожал плечами и сказал:
— Мерчандайзер.
Топтыгин вдруг схватился за живот, постоял так примерно минуту, а потом облегчённо выдохнул.
— Фух! Откуда тебе известно заклинание медвежьего живота?
— Чего? — вытаращил глаза Николай.
— Счастье, что мы на заколдованной поляне — здесь только избранные чары действуют! Слушай, осенью, когда перед спячкой желудок очистить надо, все медведи к тебе в очередь выстроятся! Я первый!
— Стойте! — Сева схватил здоровяка за рубаху. — Если нас отсюда нельзя вытащить, то кого-нибудь сюда принести ты можешь? Так ведь? Будь добр, сгоняй к нашему стойбищу. Олега или Серёгу притащи, а они и загадают, чтоб мы отсюда убрались.
Топтыгин покачал головой.
— Чары переноса лишь дважды в год действуют. Один раз я уже использовал, поэтому снова вернуться сюда не смогу. Серый уже свои попытки истратил. Единственно, Бруня если приведёт кого-нибудь. На Филю надежды нет, старый совсем стал.
Не успел Топтыгин произнести эти слова, как с легким хлопком на поляне материализовались две женские фигуры. Одну парни знали — Ленка, а вот другая… Стройная брюнетка, одетая, как древняя богиня — то есть, практически обнаженная.
— Пожалуй, я бы не прочь остаться в такой компании, — протянул Николай.
Бруня, услышав эти слова, сразу стала похожей на кошку — того и гляди, когтями лицо располосует. Николай срочно передумал оставаться. Лена изумлённо смотрела на необычайное зрелище: полыхающие цветы на поляне, окрашенные алым сосны и темное небо над головой.
— Вы эту красоту мне припасли? — осведомилась она у парней, всё ещё держащих в руках по охапке аленьких цветочков. Те срочно засмущались. — Ну, и не надо, сама себе букетик соберу!
— Девонька, — поспешил предупредить её Топтыгин, — ты, прежде чем рвать цветы, меня послушай!
— Спокойно, Миша, — улыбнулась Бруня. — Я ей уже всё сказала.
— А ты-то, откуда узнала, что сюда ещё одного человека надо принести? — удивился Топтыгин.
— Серому спасибо. Он, когда его бить собрались, взвыл нечеловеческим голосом. Мы с Леной к костру пошли, там всё и узнали.
— Бить? — изумился Михаил. — За что?
— Да вы ж двоих человеков умыкнули! Вот оставшиеся и решили вызнать, куда.
Пока Бруня с Топтыгиным разговаривали, Сева, не оставивший мысли разбогатеть, пытался проинструктировать Лену:
— Ты, главное, меня слушай! Произнесёшь одной фразой "вернуться обратно к костру и стать миллионерами". Нет, даже миллиардерами. Фраза одна? Одна! Ленк, ну, что тебе стоит?
Бруня, наконец, услыхавшая смутьяна, проворковала:
— Фраза одна, а желаний два. Волшба цветка может её вернуть к костру, а тебя миллионером сделать. Вот прямо здесь. И будешь ты в лесу финансами ворочать…
— А если попробовать…
Николай не дал Севе закончить, отвесив ему легкую затрещину.
— Перестань! Не хочу в лесу жить! Я хоть и мерч… — тут он глянул на опасливо схватившегося за живот Топтыгина, и поправился, — хоть и работа мне не ахти какие богатства приносит, но жить можно. Обойдусь без миллионов! Лен, не слушай баламута!
— Ну, возвращаемся?
И Лена наклонилась за аленьким цветочком.
На следующий день ближе к обеду к стоянке туристов подошёл мужчина. После вечерних приключений парни смотрели на незнакомца подозрительно, а вот Лена, непонятно почему, вдруг прониклась к нему доверием.
— Здравствуйте! — громко поздоровался незнакомец. — Отдыхаете?
— Отдыхаем, — ответила за всех Лена, мучительно пытаясь вспомнить, откуда ей известно это лицо.
— Далеко забрались. Не ваш ли "уазик" на дороге стоял?
— Наш, — ответил Борис и заволновался: — А почему стоял?
— Меня сюда военные добросили на БТР. Глядим, "козелок" сломавшийся. Механики проводок какой-то соединили, машина и завелась. Её в ближайшую деревню погнали, участковому на руки сдать.
— Ух, ё-ё-ё! — ещё сильнее заволновался Борька. — До Сидоровки тридцать вёрст пилить! Ну, удружили!
— Проводок? — Олег пристально посмотрел на шофёра. — Боря, а кто говорил, что "УАЗ" наглухо сломался?
— Да, я с женой поругался, хотел с вами пару дней отдохнуть. Кто ж знал, что вы ещё десять километров шагать будете? А мне теперь и обратно пешком идти… да ещё и с щекой расцарапанной…
Незадачливого шофёра ругать не стали — он и так сам себя дважды наказал. Даже трижды: четыре длинные царапины на щеке, оставленные Бруней, наглядно продемонстрировали Николаю мудрость его решения не приставать к брюнетке. Незнакомец, тем временем, подошёл к дереву, служившему мишенью для топоров, и неодобрительно покачал головой.
— А вот это напрасно.
С этими словами он провёл по изрубленной коре ладонью, и древесные раны, исходящие соком, прямо на глазах исчезли. Не умеет человек так делать. Только…
— Так вы леший? — пролепетала Лена.
Незнакомец улыбнулся, а глаза его почему-то блеснули фиолетовым.
— Теперь — да! До этого был председателем колхоза, потом в партию аграриев подался.
— Пущин! — Сева даже подпрыгнул. — Вы — Пущин, глава аграриев!
— Был, — мужчина усмехнулся. — До вчерашнего вечера. Я так понимаю, мои детки сумели кого-то из вас на поляну к цветочку провести. Спасибо, в благодарность за возвращение памяти, не буду ругать вас!
— За что?
— За деревья, — леший подошёл к речке, сунул в воду руку и вытащил злосчастный топор. — Ваше? Не разбрасывайте. В следующий раз баловать начнёте — я про благодарность и не вспомню.
От этих слов повеяло такой уверенностью в неотвратимости наказания, что люди содрогнулись. Бывший глава партии аграриев, а нынешний леший, махнул на прощание рукой и неслышно скрылся в ивовых зарослях. Исчез так, что ни одна ветка не шелохнулась.
— Дрова-то хоть рубить можно? — неуверенно спросил Николай, но ответа не последовало.